Ленинград. История сопротивления в зеркале репрессий (1956–1987)1
Сопротивление коммунистической системе сопровождало всю историю Советского государства. Простейшая форма недовольства политикой власти выражалась в бытовых разговорах и в пассивном уклонении от участия в политических мероприятиях (собраниях, подписках на займы и т.п.). Бытовое недовольство постоянно отслеживалось органами политконтроля – осведомительной сетью партии и тайной полиции – и было постоянным объектом внимания партийных органов (информполитсводки из ОГПУ–НКВД поступали ежемесячно и ежедекадно, а в критические периоды – ежедневно).
Партийные осведомители зачастую фиксировали проявления и иной, более квалифицированной формы оппозиционности – спонтанных протестов (рукописные листовки, «волынки», стихийные забастовки и т.п.). В этих протестных проявлениях, как правило, ими усматривались два обвинения: связанные с материальными привилегиями аппарата власти и связанные с ее «нерусскостью» – с «еврейским засильем». Как мы знаем, руководство коммунистической партии реагировало на это, с одной стороны, политикой сокрытия своих привилегий, а с другой – негласным поощрением антисемитизма (две основные «тайны советской власти»). В годы крушения коммунистической идеологии в начале 1990-х именно эти две тенденции положили начало двум массовым идеологиям: эгалитарно ориентированным «народным фронтам» как основе «демократической» традиции (она же «популистская»), и национально-патриотическим объединениям как основе «патриотической» традиции (она же «красно-коричневая»). В целом массовый оппозиционный протест в России, обычно проявляя себя в резко критических формах, не предлагал каких-либо реалистичных политических решений взамен отвергаемой действительности.
На фоне пассивного неприятия и безальтернативного протеста периодически имели место редкие и в целом непопулярные акты сознательного сопротивления, как индивидуального, так и коллективного. При этом индивидуальное сопротивление обычно имело личную нравственную мотивацию. Сопротивление в коллективных формах поначалу также исходило из убежденности в моральной неприемлемости коммунистического режима, однако по мере упрочения коллективной самоидентификации группы она начинала формулировать тезисы альтернативной политической идеологии.
Это и представляет наибольший интерес в настоящее время, так как выявляет закономерности российского политического самосознания. В условиях информационного вакуума каждая оппозиционная группа, как правило, вынуждена была вырабатывать свою идеологию практически «с нуля», зачастую пользуясь для формулирования своих целей и задач официальной лексикой, идеологическая традиция сопротивления возникла только с наступлением «диссидентского» периода, т.е. с середины 1960-х годов.
История политического сопротивления 1930–1940-х годов известна в настоящее время лишь фрагментарно (можно утверждать, что такая традиция не прерывалась никогда). Но уже начиная с середины 1950-х годов история стихийной политической оппозиции может быть изложена, хотя и неполно, но достаточно систематически ввиду существенно лучшего положения с источниками (степень открытости архивов партии и органов безопасности не лучше, чем для периода 1920–1940-х годов, но имеется большое количество документов частного происхождения, и сами участники доступны для исследователя).
1956 год потряс общественное сознание публичным обсуждением ранее запретных тем и фактом осуждения правящей партией своих преступных действий (сами действия в целом были известны). Первым результатом этого оказался всплеск личных протестных поступков среди молодежи. Политическим фоном событий 1956 года, положившего начало новому периоду инакомыслия, был сам ХХ съезд КПСС, вызвавший волну социального оптимизма. Это подтверждали октябрьские события в Польше и в Венгрии, первые сведения о появлении рабочих советов и признаках либерализации в этих странах, говоривших о возможности политической эволюции советского строя в сторону демократизации власти.
Ввод советских войск в Будапешт в ноябре был воспринят как доказательство невозможности такой эволюции в рамках советского строя.
На этом политическом фоне в Ленинграде стали возможными первые проявления независимой общественной жизни, вернее события, вышедшие из под контроля политической власти. Такими событиями, оставившими след в истории инакомыслия, были: конференция в Университете по обсуждению книги Дудинцева «Не хлебом единым»2, обсуждения выставки Пикассо в Эрмитаже в декабре 1956, вылившиеся в попытку митинга на площади Искусств3, комсомольские конференции в вузах города, ставшие трибуной для неконтролируемых выступлений. Особо следует упомянуть о появлении в вузах города независимых стенных газет и самодеятельных журналов, выступивших с критикой догматизма в искусстве. Партийное руководство ответило на появление этих тенденций обычным методом – репрессиями в отношении протестантов.
1 августа был арестован художник Родион Гудзенко за встречи с французскими туристами и критику соцреализма, 6 ноября – геофизик Николай Самсонов за письмо в ЦК КПСС о бюрократическом перерождении партии, 7 ноября на Дворцовой площади – студент филфака поэт Михаил Красильников за выкрикивание нелояльных лозунгов во время ноябрьской демонстрации4, 22 декабря – выпускник истфака Университета Александр Гидони за стихи и политические выступления (деятельность Гидони по созданию подпольной политической организации осталась неизвестной следствию), 22 декабря, на следующий день после выступления на обсуждении выставки Пикассо в Союзе художников (это был день несостоявшегося самодеятельного митинга на площади Искусств), была задержана студентка Консерватории Юлия Красовская. В эти месяцы были арестованы также физик Алексей Рудаков, доцент Технологического института Петр Голованов, были исключены из партии многие коммунисты, выступавшие с критикой режима. Активизация репрессий была санкционирована письмом ЦК КПСС «Об усилении работы партийных организаций по пресечению вылазок антисоветских, враждебных элементов» от 19 декабря 1956 года.
Подавление венгерской революции, ставшие широко известными «новые» аресты вынуждали к переходу от простой критики режима к политическим поступкам: к поиску единомышленников, созданию подпольных политических организаций, формулирующих политические цели и задачи, и активизацию уже существовавших кружков и групп.
26 декабря 1956 года был арестован Юрий Левин, с 1955 года установивший связь с Народно-Трудовым Союзом (НТС) в Германии через иностранных моряков. В ноябре 1956 года он уже распространял фотолистовки в связи с венгерскими событиями от имени «друзей НТС». Левину удалось собрать вокруг себя единомышленников, студентов В.Хоченкова и Е.Дивеева (также арестованных). В марте 1957 были произведены аресты членов группы Пименова (Пименов Р., Данилов К., Вайль Б., Заславский И., Вербловская И.). Математика Револьта Пименова еще в 1949 году помещали в психиатрическую больницу за попытку выхода из комсомола (он был освобожден, когда согласился взять свое заявление назад). В 1956 году, сразу после ХХ съезда, Пименов в сотрудничестве со своими друзьями записал текст выступления Хрущева на ХХ съезде, снабдил его комментариями и пустил в обращение как один из первых документов самиздата. После этого он вернулся к своей работе математика, но польский «октябрь» заставил его снова обратиться к политической борьбе. Кроме единомышленников из своего окружения он нашел и установил контакт с группой радикально настроенных студентов библиотечного института (во главе с Борисом Вайлем) и с группой историков Университета (во главе с И.Кудровой и В.Шейнисом). Группа Пименова издавала «Информации», первые самиздатские информационные листки по политической тематике (прототип «Хроники текущих событий»). Группа Пименова стала расширяться за счет студентов других вузов (Инженерно-строительный), а ее литературная продукция (статья «Правда о Венгрии» и комментированный доклад Хрущева) распространялась за пределы Ленинграда.
Вскоре после этого, в мае 1957, КГБ ликвидировал студенческую подпольную группу Виктора Трофимова, имевшую «досъездовское» прошлое (Трофимов разбрасывал политические листовки в 1955, а В.Малыхин антисталинские еще и раньше). Для этой большой для своего времени группы (арестовано было 9 человек, и большое число соучастников оставлено на свободе) характерно, что она развивалась как классическая подпольная организация (с политической программой и с политическими дискуссиями), и была внутренне неоднородной, включая в себя три основных направления: социал-демократическое (В.Трофимов), либерально-демократическое (Б.Пустынцев и А.Голиков) и революционно-коммунистическое (В.Тельников и Б.Хайбулин), т.е. вобрала в себя значительную часть возможных политических альтернатив, до разделения которых в обществе оставалось ждать еще 30 лет.
К этому периоду относится также дело группы выпускников философского факультета ЛГУ, в ту же знаменательную зиму 1956/1957 года пытавшихся теоретически, с марксистских позиций осмыслить происходящие события и сформулировать политические альтернативы (в категориях антибюрократической и производственной демократизации). Эта группа (известная как группа М.Молоствова) была арестована в 1958 году. Здесь интересно то, что политическое брожение стало распространяться на идеологические кадры режима (в Москве аналогом была группа Л.Краснопевцева).
В этот период (1957–1958) вынесены приговоры по большому количеству одиночных протестных дел: Г.Зайцева (агитация в армии), В.Косарева (листовки против ввода войск в Венгрию), В.Фомченко и И.Кулябко (распространение предвыборных листовок) и др.
Согласно опубликованным данным5, события 1956 года отразились в криминальной статистике следующим образом. Если в 1956 году за антисоветскую пропаганду и агитацию в СССР было осуждено 384 человека, то в 1957 году – уже 1964 человека, после чего это число стало постепенно снижаться (в 1958 году – 1416 человек, в 1959 – 750) с равномерным снижением в течение всей хрущевской эпохи до 20 человек в 1965 году.
Характерно, что политические процессы позднего хрущевского периода в основном направлены на пресечение контактов с Западом и на воспрепятствование распространению бесцензурной литературы. Здесь можно назвать дело братьев Владислава и Дмитрия Ижболдиных (общение с американскими туристами, 1959), дело А.Рафаловича и Ю.Меклера (контакты с иностранцами, распространение романа «Доктор Живаго», 1959), дело писателя К.Успенского (контакты с иностранцами, хранение западной литературы, 1960), дело переводчика Р.Ткачева (контакты с иностранцами, 1961), дело Ю.Тараканова-Штерна (перевод и распространение статей из зарубежной печати, 1962). В то же время обнаруживаются и новые тенденции – появление литературы, не ориентированной на советскую цензуру: дело писателя М.Нарицы (передача на Запад романа «Неспетая песня», 1961), дело Ю.Белова (передача корреспонденций для радио «Свобода», 1963) и, разумеется, дело поэта Иосифа Бродского (1964).
Последние годы правления Хрущева, отмеченные произволом высшей власти и некомпетентным вмешательством партийного руководства в самые разные сферы жизни страны (так называемый «волюнтаризм» Хрущева), вызвали новую политическую активизацию молодежи.
В это время наряду с делами обычного демократического сопротивления, такими, как дела Г.Кривоносова (1963), Л.Рябчикова (1964), А.Сивакова (1965), В.Борисова (1965), появляются дела групп с идеологией, основывающейся на национально-патриотической почве (группа «Путь», 1963).
В целом хрущевскую эпоху завершают два дела, которые подводят итог и хрущевским опытам нетеррористического построения коммунизма, и общественным поискам пути преобразования социалистической тоталитарной системы в социализм с человеческим лицом.
Всесоюзный социал-христианский союз освобождения народа (ВСХСОН) и группа «Колокол» (по названию издаваемого журнала) начали свою активную деятельность примерно в одно время – с зимы 1963/1964 года. Это были две самые крупные подпольные организации, существовавшие в Ленинграде (по делу ВСХСОН арестован 21 человек, по делу «Колокола» – 9, причем в обоих случаях большое число участников вообще не привлечено к судебной ответственности). Аресты по группе «Колокол» произошли в 1965 году (суд в ноябре 1965), аресты по делу ВСХСОН прошли в 1967 году (суд над четырьмя руководителями организации в декабре 1967, суд над 17 рядовыми участниками – в апреле 1968). У обеих организаций существовали достаточно подробно разработанные программные документы: у ВСХСОН – программа (руководитель организации И.Огурцов, начальник идеологического отдела Е.Вагин), у группы «Колокол» брошюра «От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата» (авторы В.Ронкин и С.Хахаев). ВСХСОН строил свою программу, исходя из социал-христианских идей русских религиозных философов Н.Бердяева, В.Соловьева, Н.Ильина; Ронкин и Хахаев в своем анализе политической действительности прибегли к марксистскому, классовому подходу и пришли к выводам, чрезвычайно близким к идеям книги М.Джиласа «Новый класс». Представляет особый интерес то, что обе группы в своей оценке перспектив политического развития страны, несмотря на различие в исходных установках, пришли к одинаковому выводу – о нереформируемости существующей социалистической системы и о ее тупиковом характере. Поэтому в программных документах обеих групп появились тезисы о насильственном характере возможных изменений (до сегодняшнего дня руководители ВСХСОН не реабилитированы из-за этих утверждений, хотя политика перестройки социализма уже давно доказала свою несостоятельность).
Дела «Колокола» и ВСХСОН имеют рубежный характер. Они фиксируют бесперспективность ориентации на перестройку существующего строя, столь характерную для общественных надежд середины 50-х годов (восходящих, в свою очередь, к программным установкам подпольных групп либерального коммунизма начала 1930-х). В то же время они демонстрируют отсутствие перспективы у ставки на прямой революционаризм, не получающей поддержки в уставшей от политического насилия стране.
Несмотря на то, что подпольные группы с программными установками на слом и переделку существующей политической системы появляются и в последующее время, они никогда не достигают значительных размеров, идеи их не привлекают к себе большого внимания, а распад их оказывается очень быстрым и даже не связанным с полицейскими репрессиями. Здесь можно упомянуть дело Ю.Федорова (организация «Союз коммунистов», 1969), Э.Лалаянца («Социалистическая партия», 1969), группы В.Дзибалова (1971), группы Г.Ушакова (1975), дела А.Цуркова и А.Скобова (журнал «Перспектива», 1979), группы А.Стасевича («Революционные коммунары», 1979), В.Погорилого (попытка создания организации, 1984).
Политическая оппозиция в СССР с середины 60-х годов приняла иной характер, начался так называемый диссидентский период, для которого характерны следующие особенности. В программных установках – отказ от конструирования общих схем общественного переустройства, его заменяет выдвижение конкретных частных требований некоторых социальных слоев. Появляются группы профсоюзные, национальные, женские и т.п., а также выражающие общегражданские требования на свободу информации, на право эмиграции и добивающиеся реализации этих прав. В организации – отказ от создания структурированных подпольных групп с уставами и писаными программами, их заменяют неформальные объединения единомышленников. В тактике – максимальная ориентация на открытые действия, открытые письма, обращения, демонстрации (это не исключает подпольного распространения самиздата, анонимных и псевдонимных текстов, но создает установку на открытость). В гражданской позиции – отказ от апелляции исключительно к советскому праву, его все чаще заменяет ссылка на международно признанные права человека, формально признаваемые советской идеологией.
Как следствие этих установок, диссидентские группы начали свободно обращаться к международной общественности и западным средствам массовой информации, что было совершенно невозможным для групп предшествующего периода.
За протестные действия в самом начале диссидентского периода в Ленинграде были осуждены: В.Гомельский, будущий создатель независимого профсоюза (осужден за обращение к съезду КПСС, 1967), В.Бугославский (сбор подписей с протестом против ввода войск в Чехословакию, 1968), группа Гендлера–Квачевского (распространение самиздата, связи с Инициативной группой по правам человека, 1968), М.Берозашвили (распространение «Открытого письма», 1969), В.Борисов (член Инициативной группы по защите прав человека в СССР, 1969), группа Брауна–Бергера (1969), повторно был осужден Ю.Левин (на этот раз уже за открытую рассылку писем по поводу ввода войск в Чехословакию, 1969).
В последующие годы за изготовление и распространение самиздата были осуждены Б.Митяшин (1970), связанная с диссидентами Москвы и Таллина группа Г.Давыдова и В.Петрова (1973), М.Климова (1983).
В связи с независимой профсоюзной работой (СМОТ) осуждены Л.Волохонский и Н.Никитин (1979).
За религиозную активность были арестованы и отправлены в лагеря: В.Пореш (христианский семинар, выпуск журнала «Община», 1979), И.Звягин (письма в защиту адвентистов седьмого дня, 1980), Л.Нагрицкайте и И.Бишева (распространение изданий адвентистов седьмого дня, 1981; судья В.Полудняков, осудивший их, счел, что антисоветский умысел их не требует доказательств по очевидности и так и записал в приговоре), А.Иванов был осужден за организацию групп по занятиям хатха-йогой (1977). Особо необходимо отметить борьбу КГБ с еврейскими национальными организациями: дело о попытке захвата самолета (М.Дымшиц, Э.Кузнецов и др., 1970), дело ленинградской сионистской организации (Г.Бутман, М.Коренблит и др., 1971), дело Е.Леина (семинар евреев-отказников, 1981).
В то же время систематически преследовались авторы бесцензурных общественно-политических текстов (Б.Д.Евдокимов – автор статей в журнале НТС «Посев», 1971) и продолжалась традиция «литературных дел КГБ»: дело М.Хейфеца (авторство предисловия к сборнику стихов И.Бродского, 1974), В.Марамзина («клеветническая» художественная литература, 1975). Д.Аксельрода (1982). Преследовались независимые художественные выставки (дело Г.Михайлова, 1979).
В те же годы имели место проявления прямого политического протеста: А.Пономарев (1971), Ю.Миньковский (листовки к выборам, 1973), В.Алексеев (письма на радиостанцию «Свобода», 1973), Л.Верди (листовки в защиту Солженицына, 1974), Г.Ермаков (письма в газеты, 1974), И.Попадиченко (попытка передать рукопись за границу, 1976), О.Волков и Ю.Рыбаков (надписи на стенах Петропавловской крепости, 1976), О.Москвин (кружок защитников социалистической законности, 1977), Н.Луценко (распространение листовки «Обращение к советскому народу» против деятельности КПСС за подписью автора, 1981), Б.Миркин (стихи о Брежневе, стихи с протестом против ввода войск в Афганистан, 1981), Г.Обухов (рукопись «Погаснувший рассвет» с критикой марксизма, 1981).
Подавление всех форм общественных проявлений было санкционировано руководством страны в 1980 году после ввода войск в Афганистан. На фоне возмущения мировой общественности этой акцией можно было пренебречь отдельными протестами против нарушения прав человека внутри страны. С другой стороны, пример Польши показал, что независимое общественное движение может развиться до масштабов, опасных для монополии власти компартии. Была взята установка на полный разгром всех независимых общественных инициатив.
В этот период подверглись преследованию те проявления общественной активности, которые в предшествующие годы оставались не затронутыми репрессиями, например женское движение (в 1981 была арестована Н.Лазарева за участие в издании журналов «Женщина и Россия» и «Мария», в 1982 она была осуждена повторно уже за антисоветскую агитацию). Разгрому подвергся и Российский общественный фонд (фонд помощи политзаключненным и их семьям) – дело В.Репина (1983). Подверглась репрессиям и независимая наука: дело литературоведа К.Азадовского (1981) и историка А.Рогинского (независимые исторические исследования, исторические сборники «Память», 1981), дело литературоведа М.Мейлаха (хранение и распространение зарубежных изданий, 1983). Независимый профсоюз СМОТ был полностью разгромлен: принудительно выслан из страны В.Борисов (член Инициативной группы по защите прав человека в СССР, член СП СМОТ, 1981), арестованы Р.Евдокимов и В.Долинин (авторы статей в журнале «Посев» и в «Информационном бюллетене СМОТ», 1982), и повторно осуждены Л.Волохонский (1983) и А.Скобов (1983), позже был арестован В.Сытинский (1984). В это время даже имел место случай политического осуждения за сбор анекдотов (И.Цуркова, 1983). Из приговора: «В октябре–декабре 1981 года не менее 10 раз пересказала своему знакомому содержание анекдотов-пасквилей»).
К 1983 году задача по идеологической «зачистке» страны была выполнена, сложившиеся в предыдущие годы общественные структуры практически не действовали, выход «Хроники текущих событий» был прекращен. Тем не менее 1984 год дал новый взрыв активности по распространению самиздата, причем уже в массовых количествах. Были арестованы и осуждены за распространение запрещенной литературы: доцент Г.Донской, Б.Митяшин (повторно), М.Поляков (массовое тиражирование самиздата).
А в 1985 году началась перестройка и руководство КПСС само стало проводить в жизнь программные установки оппозиции образца 1956 года, чтобы к 1993 году убедиться, что перестройка социализма невозможна, о чем писали ВСХСОН и «Колокол» еще в 1963 году.
В марте 1986 года инженер В.Хроменков написал на стене Трубецкого бастиона Петропавловской крепости: «Свободу Сахарову!». В июне 1986 его осудили на 4 года 6 месяцев, но уже не за антисоветскую агитацию, а всего лишь за хулиганство. В декабре 1986 академика Сахарова действительно освободили из ссылки, а к февралю 1987 освободили и почти всех политзаключенных. И тогда, в апреле 1987, судья Полудняков (тот самый, что судил адвентистов седьмого дня за антисоветскую агитацию в 1981) пересмотрел приговор и счел, что надпись инженера Хроменкова – всего лишь «порча памятника», снизил ему срок до отбытого и освободил. Ныне В.Полудняков указом президента назначен пожизненным судьей и возглавляет городской суд. Так что Фемида в Санкт-Петербурге и сейчас готова к любым поворотам истории.
Август 1996
Сноски
1. Доклад на конференции «Сопротивление тоталитаризму в России: 1917–1991 гг.» (9–11 сентября 1996, Пермь). Учредитель – Мемориальный музейно-архивный комплекс «Мемориал жертв политических репрессий».
2. Дудинцев В.Д. Не хлебом единым // Новый мир. 1956. №8. С.31–118; №9. С.37–118; №10. С.21–98.
3. Первый стихийный студенческий митинг-обсуждение на пл. Искусств состоялся 14.12.1956, продолжение дискуссии было назначено на 21.12.1956, но площадь была блокирована милицией и КГБ. Тем не менее желающим обсудить творчество Пикассо удалось попасть в этот вечер в ЛОСХ, где шло плановое заседание по итогам выставки ленинградских художников, и выступить там. (См.: Гидони А. «Солнце идет с запада». Торонто, 1980; Вайль Б. «Особо опасный». Лондон, 1980; Трофименков М. «Маленький Будапешт» на площади Искусств: Эрмитаж. Пикассо. 1956... // Смена. 1990. 26 января; Пименов Р.И. Воспоминания // Память: Исторический сборник. Вып.2. Париж, 1979. С.160–260; Вербловская И.С. От звонка до звонка: Воспоминания ПЗК (1957–1962) // Звезда. 1995. №11. С.200–212.
4. Подробно см.: Время Михаила Красильникова (Кенотаф) / [Публ. Б.Равдина ] // Даугава (Рига). 2001. №6. С.57–145.
5. Статистические сведения о числе лиц, осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду и за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный строй, за период с 1956 по 1987 // Источник: Документы русской истории, 1995. №6. С.153.